Первое следствие: поскольку биогеография исследует структуру биостромы (совокупности организмов планеты), это—раздел биологии, наука биологическая, а не географическая и не «стыковая» между географией и биологией. Ее задача — не характеристика территорий и акваторий по фауне и флоре, а выяснение отношений между множествами организмов — фаунами и флорами, признаком которых служит обитание на определенной территории (акватории). В такой формулировке задача имеет смысл и на эмпирическом, и на теоретическом уровне, обеспечивает построение теории биогеографии, без которой науки нет.
Второе следствие: поскольку самостоятельность биогеографии среди наук, изучающих биострому, определена спецификой аспекта исследования и предполагает специфичность его предмета, таким предметом может быть только фауна (флора). Это означает, что не «ареал», а именно «фауна (флора)» выполняет функцию того центрального понятия, самого важного и в то же время специфического, вокруг которого формируется наука. Понятие ареала, по сути дела, складывается в таксономии для обозначения одного из признаков таксона, совокупности организмов, выделенной не биогеографами. Биогеография, исследуя структуру биостромы, расчленяет ее не на ареалы таксонов, а на части, возникающие именно при биогеографическом подходе, — фауны (флоры). Она, подобно другим наукам, ориентированным на изучение определенного типа межорганизменных отношений, создает собственную классификацию живой материи, свою иерархически построенную систему организмов. Биогеографическое районирование осмысливается при этом как расчленение биостромы на биогеографические (географические, т. е. очерченные в пространствевремени) совокупности организмов. Но так как пространственно-временная структура биостромы зависит от ее таксономической и экологической структур, биогеография использует представление о таксоне, жизненной форме, разрабатывает понятие ареала. Однако ее теоретическая завершенность как науки сопряжена с опосредованием и элиминацией этих небиогеографических или «полубиогеографических» понятий в схеме биогеографического районирования, где элементарным понятием служит «фауна (флора) определенного ранга».
Третье следствие: поскольку объект биогеографии характеризуется положением и в пространстве, и во времени, точнее, в пространствевремени, биогеография — не единственная наука о распределении организмов, в частности, она не тождественна биохорологии. В компетенцию биогеографии не входит изучение пространственной структуры биостромы, если эта структура рассматривается как иерархия множеств организмов, границы между которыми определены исключительно и непосредственно экологическими параметрами. В биогеографической классификации нет места таким объектам, как водная, пелагическая или пещерная фауна (хотя эти экологические группировки не только могут быть подвергнуты биогеографическому анализу, но и нуждаются в специфических схемах биогеографического районирования). В компетенцию биогеографии не входит изучение временной структуры биостромы, когда она предстает иерархией организменных множеств, разделенных только временными границами. Мезозойская, эоценовая и другие фауны —не биогеографические понятия (хотя биогеографическая структура не только существовала во все эпохи органической жизни на Земле, но ее конкретная форма была, вероятно, специфична для каждой из них). Биогеография исследует лишь географическое распределение организмов (пространственно-временное в узком смысле слова), тогда как другие его типы: экологическое (пространственное) и хронологическое (временное)—составляют соответственно предмет синэкологии и палеобиологии.